Стефан Цвейг. "Невидимое собрание" Один эпизод времен немецкой инфляции. За две станции до Дрездена в наше купе вошел пожилой человек. Он приветствовал меня кивком, как будто мы были добрые старые знакомые. Он назвал мне свое имя и я также представился ему. Вошедший оказался одним из самых известных антикваров - собирателей древних ценностей. В Берлине он занимался тем, что отыскивал и покупал старинные книги и автографы известных личностей. Неожиданно он сказал мне: -Я должен вам рассказать о том, что произошло со мной в этот раз! Вы можете себе представить как трудно идут дела с продажей произведений искусств с тех пор как деньги так обесценены? Люди теперь особенно ценят антиквариат - готические мадонны, старинные гравюры и картины. Чтобы найти хоть кого-нибудь, кто мог бы продать мне пару картин, я был вынужден просматривать наш старый журнал продаж. Я написал уже целую кучу писем всем нашим старым клиентам - тем, кто был у нас со времен Великой Отечественной войны, тем, кто был у нас в 1914 году и с тех пор ни разу не появлялись. И вот я обратил внимание на одного собирателя - ветерана франко-прусской войны, которого я видел в последний раз двадцать лет тому назад! Кстати сказать, этот коллекционер старой графики обладает превосходными знаниями и имеет прекрасный вкус. Когда я впервые ознакомился с его собранием, мне стало совершенно ясно, что этому человеку удалось не просто собрать восхитительную коллекцию, которой позавидует любой немецкий коллекционер, - но и запечатлеть в ней целую эпоху, сделать некий "исторический срез". Это надо видеть! Уже наутро я отправился к нему в маленький провинциальный городок. На почтамте я узнал, что этот человек до сих пор жив и может меня принять к обеду прямо с поезда. Его жилище я отыскал очень быстро - маленький, уютный двухэтажный домик. Дверь мне открыла очень старая седоволосая фрау. Я дал ей свою визитную карточку. Она оставила меня стоять в холле и отправилась с этой карточкой к хозяину. В этом провинциальном городке порядки по приему гостей были пожалуй даже поцеремонней чем в Берлине, на великосветском приеме. -А! Господин Р. из Берлина! Входите, входите сейчас же входите! Очень, очень рады! - на сей раз уже поспешно старая дама ко мне вернулась и провела меня в комнаты. Я снял свое пальто и, оставив его на вешалке, вошел в комнату, в самом центре которой я обнаружил пожилого человека с усами и в домашней одежде. Он сердечно поприветствовал меня протянув мне сразу обе руки вместе. Однако при этом он не сделал обычных пару шагов навстречу и мне пришлось сделать это вместо него, чтобы я смог пожать ему руку. В следующую минуту я понял все: этот человек был слеп! С самого детства я пуще всего боялся вдруг стать слепым и когда с таковыми встречался - пугался панически. И вот теперь во мне проснулись отголоски этого детского страха, когда я заглянул в его мертвые глаза, неподвижные под седыми бровями. Старик очень тепло и дружелюбно пожал мне руку. -Очень приятное посещение, - улыбался он, - однако я очень хорошо понимаю зачем вы приехали ко мне: торговля теперь в Германии идет из рук вон плохо - и у вас больше нет покупателей. В такие времена люди не особенно интересуются сделками с антиквариатом - мне очень больно чувствовать, что сегодня какой-нибудь пожилой человек радуется уже тому, что находится кусок хлеба для его стола. Я возразил ему на это, что вовсе не собирался ничего ему предлагать и вообще мой визит к нему - не визит продавца, а скорее любителя старины, приехавшего для того, чтобы осмотреть собрание величайшего коллекционера Германии. Когда я произносил слова "величайшего коллекционера Германии..." - лицо моего хозяина исказилось и он попытался беспомощными глазами отыскать в комнате ту самую старую даму, что открыла дверь, чтобы сказать ей: "Послушай-ка!" - Это действительно очень, очень приятно для меня! - взял слово старик. Я думаю, что именно вы должны увидеть нечто такое, что даже в Берлине или в Париже вряд ли увидите." Он попросил меня немного подождать. Старая дама, что все это время стояла подле него, вдруг замахала мне обеими руками и стала делать мне головой какие-то странные знаки, чем привела меня в полнейшее недоумение. Потом она подошла к хозяину, положила ему обе руки на плечи. -Однако, Гервард, сказала она, не пришло еще время рассматривать коллекцию - ведь теперь как раз полдень! И теперь вам прийдется на часок прервать свои беседы. Врач велел тебе кушать регулярно. Ничего плохого не случится, если вы посмотрите коллекцию чуть позже, а пока мы все вместе давайте пить кофе. Тем более - Анна-Мария здесь, я ей помогу накрывать на стол. Я поспешил проявить понятливость и вежливость и сказал, что вернусь к трем часам. Хозяин, точно как ребенок, у которого отняли его любимую игрушку, сказал, обращаясь ко всем: -Конечно же, господин Берлинец имеет достаточно времени для того, чтобы две-три картины увидеть, но их у МЕНЯ ДВАДЦАТЬ СЕМЬ ПАПОК, причем самых разных мастеров и папки эти далеко не полупустые! Так что я думаю, даже к трем часам мы не успеем все подготовить! Старая фрау проводила меня до двери и уже на самом пороге сказала мне очень тихо: -Позвольте мне прислать к вам свою дочь Анну-Марию к вам, прежде чем вы снова к нам вернетесь! Это очень важно. Вы обедаете в отеле? -Разумеется, пожалуйста, мне даже будет очень приятно! Часом позже, когда я в маленькой забегаловке в отеле на рыночной площади закончил свой обед, пришла эта девушка. Она вызвалась меня проводить на домашнюю экскурсию, но прежде попросила ее выслушать. -Моя мама просила передать вам одну просьбу, которую она умоляет вас удовлетворить. Папа, конечно же, с удовольствием покажет вам свою коллекцию... Но коллекция... Коллекция... Как бы это Вам сказать... В общем, - коллекция его теперь уже не такая большая, не полная... И в ней отсутствует много экземпляров. Она посмотрела мне прямо в глаза и вдруг стала говорить очень быстро: -Вы же живете здесь и в это время, вы должны все понимать. Папа наш после ранения на войне ослеп, но во всем остальном он еще вполне здоров и очень страдает от того, что не может теперь ходить на свою любимую охоту. Все, что у него теперь осталось - это несколько друзей - коллекционеров с которыми он видится почти каждый день... Конечно, это только так называется - "видится",- ведь папа их не может видеть! Он им показывает свои собрания, открывает папки и иногда несколько штучек продает. Но что самое ужасное, - продает по ценам десятилетней давности! Он не слишком-то разбирается в том, что происходит - он же не читает газет, не видит ценников в магазинах. И чем больше растут цены на его коллекцию - тем больше он радуется. Папа, к сожалению, давно уже не ориентируется во времени. Он не понимает простых вещей, не понимает, что на ту пенсию, что он получает можно прожить от силы два дня! Муж моей сестры погиб на фронте и она осталась совершенно одна с четырьмя маленькими детьми на руках. Папа вовсе не в курсе всех наших материальных дел. Сначала мы пытались экономить, потом еще сильнее экономить, потом еще наполовину, - а покупатели все приходили и приходили и уносили с собой бесценные покупки... И вот однажды, когда стало совсем невмоготу, мама решилась сама продать несколько экземпляров. Одна картина была очень дорогой - работы Рембрандта - Радирунга. Перекупщик дал нам за нее несколько десятков тысяч, так что мы могли бы прожить на них безбедно не один год. Мы положили эти деньги в банк, а через два месяца они превратились в ничто. Мы были вынуждены продать еще одну, потом еще одну... Мы становились миллионерами, а потом наше богатство обращалось в бесполезную бумагу. В конце концов, мы продали все самое лучшее из коллекции, но так, что папа ничего об этом даже не знал. Поэтому моя мама так сильно и напугалась, когда вы сегодня пришли. В папиных папках вместо автографов лежат пустые Листы похожей бумаги - так что он даже не догадывается, что все это подделка. В нашем маленьком городке папа не особенно кому показывает свою коллекцию, - коллекцию которая теперь существует только в его фантазиях и воспоминаниях. Вы первый за весь год, кому он захотел показать свои папки. И поэтому - огромная просьба - не делайте его несчастным! Не делайте несчастными нас, позвольте ему думать, что все эти пустые листы - бесценное сокровище - все еще существуют. Это его единственное удовольствие - часами перекладывать Листы в папках, словно разговаривая с теми людьми, что оставили на них свой почерк... А сегодня - у него счастливейший день. Ведь он так долго ждал, что к нему когда-нибудь приедет настоящий ценитель, которому он сможет с гордостью продемонстрировать труд всей своей жизни - пожалуйста, не убивайте в нем эту мечту! Я пообещал ей. -Ожидая вас он так и не сомкнул глаз! - сказала нам старая фрау, едва отворив дверь. Глаза ее дочери рассказали ей обо всем. За столом, заваленным папками, сидел слепец. Нащупав мою руку, он указал мне на кресло. -Итак, - теперь вы увидите нечто такое, после чего вам не станет жаль, что вы так издалека приехали и потратили время. Вот первая папка - это Мейстер Дюрер, а вот - экземплярчик лучший из всех - он положил передо мной листок - называется "Большая лошадь". Ну как? Видели ли вы когда-либо нечто подобное? И он протянул мне совершенно чистый лист. Я не нашелся что сказать. "Роскошно" - выдавил я из себя наконец-то и тут же лицо хозяина засветилось радостью. -А теперь взгляните ка на это - голосом триумфатора продолжил коллекционер - это свежее, этот самый "горячий" экземплярчик. Эта "демонстрация коллекции" длилась полных два часа. Нет я ничего не сказал ему, я спокойно просмотрел глазами две или три сотни чистых листов бумаги: удивительная коллекция уже давно была продана. И что же? По эту сторону цветного мира оставался старый слепец, по другую - огромная, богатейшая коллекция искусства, что помещалась теперь вся целиком лишь в его воспоминаниях. И там, внутри своео сознания, старик видел каждый листок, каждую черточку... Только однажды, взяв в руки листок он усомнился: -А это "Антилопа" Рембрандта. Да, это - "Антилопа". Как вы ее находите? Он бережно передал в мои руки очередной пустой лист и сосредоточился в готовности выслушать мнение настоящего знатока. -Эта вещь достойная лучших собирателей. -О, эта коллекция стоила мне многих лишений! Все свои деньги, что у меня когда-либо были, я тратил на нее! Я не пил ни вина ни пива, не курил табак не путешествовал, не ходил в театр, не покупал книг - я всегда только экономил и экономил для того, чтобы покупать вот эти вот листки. Я понимаю, что эта коллекция должна быть где-нибудь выставлена в Берлине или в Дрездене... Я же живу в таком уединении... И Вы - первый кому за долгое время, я решился показать мою коллекцию целиком, как есть! Старик все никак не мог насладиться мими похвалами. И все показывал и показывал мне свои пустые листы. Но вот - настало время последней папки, а когда она закрылась, на стол подали кофе. Когда же пришло время мне собираться на поезд - старый собиратель даже как-то испугался. -Вы стали моим большим, большим другом за это короткое посещение. Вы могли все это видеть, что - увы - уже давно не доступно слепому старику... вы оказали мне большую честь столь высоко оценив увиденное Вами. Пообещайте же мне внести это в какой-нибудь большой каталог - это было бы лучшим подарком для меня! С таким подарком я мог бы спокойно отправляться в могилу. Я хочу кое-что подарить Вам из моей коллекции на память... И старик с величайшей осторожностью протянул мне один из своих шедевров. Увы, я никогда и не узнаю что же "изображено" на этом листке дешевой бумаги... Когда я уже вышел на улицу, в доме отворилось окно. В проеме появился счастливый старик,-он пытался отыскать меня, стоящего на улице близ дома, своими слепыми глазами. "Счастливого пути" - крикнул он в мою пустоту. Я еще раз взглянул в его сияющее радостью лицо, перед тем как старик закрыл окно. Я медленно шел к поезду, все время повторяя про себя одну старинную мысль, принадлежащую великому Гете: "Коллекционеры - счастливейшие на свете люди."