Хельмут М. Буттхер. "Прощальная симфония"

"Прощальная симфония" - было написано на обложке большой партитуры...
Целый день к княжескому дворцу подъезжали автомобили, подвозившие какие-то чемоданы, сумки, футляры, коробки и ящики с едой и вином, а также огромные корзины цветов. 

К обеду в оперном театре горели тысячи люстр. Красный римский мраморный зал блистал своими ложами. 
Музыканты внимательно изучали свои ноты - им придется играть две части большой симфонии. Вся сегодняшняя программа прощального концерта состояла только из этой "Прощальной Симфонии" Гайдна.

Посетители заполнили концертный	зал. Встречали друг друга те, кто давно не виделись, высматривали знаменитостей и известных личности, расспрашивали о своих друзьях и болтали о политике - словом, все как всегда. Но вот - Гайдн вышел к дирижерскому пульту и, поклонившись публике, постучал дирижерской палочкой по краешку пульта. Голоса инструментов тотчас смолкли. Музыканты выпрямили спины и взяли инструменты в нужное для игры положение - скрипки в плечу, виолончели - к колену, флейтисты поднесли ко рту свои инструменты - в большом зале воцарилась тишина. 

Гайдн дал маленькое вступление для начала - это была увертюра для скрипок и виолончелей. Потом в исполнение вступили кларнеты и фагот  - а затем зазвучали трубы. 
Каждый участник этого концерта был великолепным исполнителем, многие из них имели успех как солисты. Здесь собрались лучшие. 
Но вот первая часть концерта завершена и теперь должна была начаться следующая, вторая часть программы. 
Но что-то произошло. Побледневший вдруг капельмейстер спустился к музыкантам и что-то говорил им, пытаясь перекричать аплодисменты и шум толпы. Музыканты сыграли юбилейную поздравительную мелодию, но выглядели они как-то бледно и встревоженно, так что в зал затих. Каждый повторял слова "прощальная симфония" и эти несколько слогов словно летали по залу от одного к другому. Постепенно шум в публике увеличивался - все смотрели на оркестрантов и не могли понять - куда же подевался тот человек за пультом, что был здесь только что? Но в этот момент Йозеф Гайдн взмахнул своей дирижерской палочкой - и вновь зазвучали инструменты. Публика вновь полностью погрузилась в слух. Как это только возможно, чтобы один творец - художник мог создавать нечто способное так многое дать почувствовать всем сердцем. Да. Так было всю вторую половину этого десятилетия. Так было всегда, когда дирижировал Иозеф Гайдн. 
Но что это такое? Так никогда не поступали музыканты: вдруг второй горнист прекратил играть и стал упаковывать свой инструмент, а потом встал и вышел прочь! Никто его не остановил - более того - никто из музыкантов даже не удивился этому беспрецедентному поступку! И сам Гайдн продолжал дирижировать как ни в чем не бывало. Не успел еще второй горнист покинуть зал - как тут же еще один музыкант - первый обоист - последовал его примеру. Гайдн продолжал дирижировать, а музыканты играть. Нет! Так нельзя дальше продолжать - их нужно обязательно всех вернуть назад и посадить на свои места!
И тут фаготист принялся спокойно и педантично упаковываться. Он разобрал инструмент, отсоединил мундштук, сложил все в футляр, погасил свечу на пюпитре и - ушел. 

Руки князя нервно заерзали по подлокотникам. Это был просто скандал! А что Гайдн? Композитор вел себя так, словно ровным счетом  ничего не случилось. Семь следующих тактов все музыканты оставались на своих местах, - ни тактом больше ни тактом меньше. Потом первый горнист и второй обоист встали, опустили свои инструменты, погасили свечи у пюпитров и ушли. 

Хозяин дома был не единственным, кто  никак не мог понять - что же такое происходит с музыкантами. В партере одна женщина вдруг начала плакать в свой платочек о том, что... что у Гайдна ничего не получится, что музыканты так подвели дирижера - и от страха за то, что же будет дальше, чем все это закончится, - ведь все это выходило за рамки приличия. В оркестре продолжали гаснуть свечи и быстро становилось темно. Только на дирижерском пульте и на пюпитрах первого виолончелиста и у двух оставшихся скрипачей продолжали гореть свечи. Руки князя еще более нервно заерзали по подлокотникам кресла: второй скрипач встал, взял в руки свой инструмент и - вышел. 
Женщина в партере, которая еще недавно плакала - теперь смеялась. Она первая поняла, что все происходящее - заранее продумано: каждый музыкант, отыграв свою партию - уходит. Так оно и есть, ведь это же ПРОЩАЛЬНАЯ симфония! Однако что же будут делать зрители в полной темноте? 

Тут поднялся музыкант играющий на томазине. Он мельком взглянул в партер и ушел. Первый виолончелист - все что осталось от капеллы - прекратил играть и медленно покинул зал.

Нет, на этом все не кончилось - ведь еще сам Гайдн оставался на своем обычном месте. Он стоял там очень долго - многим даже показалось, что время вдруг остановилось. В конце концов он медленно погасил сначала левую свечу на пульте, потом правую свечу, потом положил свою палочку и не торопясь собрал партитуру в папку и ушел. В зале было абсолютно тихо. Никто не решался начать аплодировать. Но вдруг кто-то не выдержал и все собравшиеся тут же поддержали его аплодисменты. 

Мужчины встали со своих мест, а дамы направились с букетами цветов направились к Гайдну. Еще и еще накатывали волны аплодисментов - как всегда. Все думали - когда же наконец маэстро выйдет на поклон. Он был совершенно один в оркестровой комнате - он слышал голоса поздравления он видел улыбающиеся лица блестящие глаза коричневые и черные парики, сверкающие ордена и награды. Он снова уходил за кулисы, снова не смолкали аплодисменты, он снова должен был выйти к зрителям. Он хотел, чтобы благодарность зрителей  была адресована не только ему одному - но и всему оркестру. И первым в оркестровую комнату вошел тот музыкант, что вышел первым. И так, в обратном порядке все исполнители постепенно возвращались в зал. Гайдн подошел к этому первому, протянул ему обе руки и сказал: "Ты был очень натурален, как впрочем и все твои музыканты!"